А это, конечно же, и есть  вечная любовь, которой не страшны времени угрозы. Ибо зачем еще Театр,  и все искусство, как не ради жажды жизни и победы над смертью?

И вновь ощущаю всеми порывами своей вечной молодости  выстраданные дефиниции неистового Виссариона:  «Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины?.. О, это истинный храм искусства, при входе в который вы мгновенно отделяетесь от земли, освобождаетесь от житейских отношений!.. Вы здесь живете не своею жизнию, страдаете не своими скорбями, радуетесь не своим блаженством, трепещете не за свою опасность; здесь ваше холодное я исчезает в пламенном эфире любви...»

В театре, перед спектаклем, аура чего-то накануне, предчувствия и надежды, круговая порука добра и радости:  по одну сторону сцены - ожидание праздника, по другую - труд во имя праздника, который с первой же секунды представления на сцене соединяет воедино работу души, ума, чувств с наслаждением праздности и созерцания как зрителей, так и актеров.

Ко мне приехали 36 театров из 12 стран, покажут 38 спектаклей, из которых я увижу примерно 18.

Пропустила научную конференцию в первый день фестиваля о культурной дипломатии, но смогу высказаться на эту тему, ибо болит, разбавив политический термин  смежными понятиями культурного диалога в зеркале абсолютного сочувствия и утраченными иллюзиями мультикультурализма, обретающего  ныне второе дыхание и большие надежды только благодаря труду души в культурном поле взаимопонимания.

Ця  Мельпомена для мене розпочалась несподіваним фіналом читки  п’єси «Місячна бентежність» турецького драматурга Озен Юли, де лише Вона та Він, і ще поганський старий дід з розпусними діями  в її  страшних дитячих спогадах. Наразі Вона спочатку запитує подібних старців, чи вони щасливы, а потім вбиває. Така ось  пам’яті помста. Злочин за злочин, око за око? Але ж так неможна… Не таким шляхом треба йти. Переконання вже вкотре формує свідомість в театрі, під дахом,  і, сподіваюсь, майбутні вчинки відстороняться від помсти будь за що.

Побачила просто шикарну своєю насиченістю і багатством нестримної праці видавництва та центру театрального мистецтва у Києві мультимедійну презентацію антології сучасної української драми заради світобудівничій моделі діалогу та  конструкції театру як національного духовного середовища. Це велика збірка нових українських п’єс про Євро-Майдан 2013-2014 років, Революцію Гідності та про ту  гидотну гибридну війну. Звичайно ж, у світовому контексті та художньому просторі.  Всі однаково плакали. І Неда Неждана, і Олег Миколайчук, які про все це розповіли, і теж  написали свої п’єси про це – святе і страшне, подвиг і вбивство, велич і ницість. 

Про це напишу окрему статтю, бо неможливо скоротити.

У грін-зоні серед трав та квітів прослухала   з посмішкою читку п’єси вже давно знайомого бу-ба-біста (з його першого візиту на Авангардну конференцію в Херсоні  1990 року у складі літературної групи «Бу-Ба-Бу»)  Олександра Ірванця «Якось в Америці». Було весело. Трохи загадково-несподівано і  чудово!  Нажаль, не було обговорення…

В первый же день - грузинский театр, литовский режиссер, украинский драматург Иван Франко. И этим именем уже все было бы  сказано, если бы не гремучая смесь западноукраинского «Слава Їсу!» и печали украинских песен о несостоявшемся (Чому до мене вечор не вийшла?)  с неудержимым грузинским темпераментом и балтийской символикой модерна. Литовская нить стежками  сшивает украинский кожух с грузинской взрывной страстью. Самый классический бытовой реализм на сцене для меня органично сплетался с символическим театром, всего понемногу, и мне это не резало глаз, не мешало ощутить подлинную синергию трех театральных культурных условностей.

На  второй день фестиваля – два спектакля одного украинского  режиссера, молодого явно модерниста и эклектика Станислава Жиркова. На этот раз восточнославянская  синергия во всей красе  - тандем белорусского театра, русского драматурга (Вампилов – и этим все сказано!) и украинского экспериментатора-режиссера. Ах, как это было! Второй спектакль того же режиссера, плюс современного драматурга-концептуалиста и  новаторского Киевского театра «Золоті ворота» - так что тут получился эксперимент в кубе. И это здорово. Вся моя любовь к авангарду и модернизму ликовала: «Будет и на нашей улице Дафнис!»

На третий день я увидела перед собой сияющую девочку - Жанну Д’Арк, просто как живую (только руку протянуть!), настоящую и единственную среди всей ее свиты, которая играла в театр-представление, отстранение, открытое раздвоение каждого персонажа на героя и артиста (в отличие от главной героини, живущей на сцене в театре-перевоплощении). Впервые я увидела такое слияние двух абсолютно разных театральных техник – Станиславского и Брехта – в одном спектакле, и мне это понравилось. На то она и Жанна, чтобы всегда и во всем оставаться одной, единственной, не такой…

Тогда же увидела на маленькой сцене в театре-кафе Марину Цветаеву, снова как живую, как и Жанну за час до того, в ее диалоге «Поэме горы» - самой трагической поэме о любви в ХХ веке. Четыре  актера – два с голосом и пластикой, и два только с пластикой, без слов, но  все о том же, точнее – о ней же. «Памяти месть» показали  израильский  и молдавский театры:  «Мы друг для друга тени…»