Ах, спасибо, шарманщик! 
Юрий Левитанский мне в помощь! Вот так поэт выражает чувства того, у кого идиосинкразия к рифме – и слава Богу:  
В высоком и тесном дворе,
как в глубоком колодце,
на дне

появлялся шарманщик,
появлялась шарманка,
появлялся мотивчик,
наивный и грустный,

и тогда открывались окошки,
и двор оживал,
и в окне проступало лицо,
проступала рука,
проступала ладонь под щекой,
из окна вылетала монетка,
завернутая в бумажку,

и летела на дно колодца —
летела копейка,
летела слезинка,
летела улыбка,
летела ромашка,
летела синица,
жар-птица,
райская птица,
ах, спасибо, шарманщик!

Но кончался мотивчик,
уплывала шарманка,
удалялся шарманщик,
унося в кармане копейку,
слезинку,
улыбку,
ромашку,
синицу,
жар-птицу,
райскую птицу,
и колодец двора
наполнялся,
как дождевою водой,
тишиной,

и она
расходилась кругами,
расходилась
кругами,
расходилась
кругами...

Спектакль Творческой мастерской Олега Роенко по Островской классике «Женитьба Бальзаминова» обрадовал молодостью и талантом исполнителей, искрометностью и ничем не сдерживаемой радостью: «Господи, куда я попала?! я участвую в похищении девушки ее возлюбленным, когда ее братья  охраняют не иначе, как с топором, какое романтическое приключение, и как бесшабашно я в него падаю» - вот так примерно пищала от  счастья  маленькая служанка в одном из эпизодов  спектакля, однако ее лицо, закрываемый руками рот (чтобы не завопить от восторга!), летание по сцене непрестанное кричали громче  любых слов.

Спектакль о радости жизни, неунываемости никогда, о том, что-кто-то-таки научился «просто мудро жить», хоть и полный дурак. Спектакль о телесных простых движеньях – их есть у меня, как песен, и хватит для счастья! Спектакль по пьесе под названием «За чем пойдешь, то и найдешь» как бы напоминает о том, что мечты сбываются, если  именно за ними идти, и никуда больше. И когда уж дуракам везет, то умным и  подавно должно бы – как бы говорят со сцены молодые и умные  киевские  актеры, ну совсем юные еще, как студенты, и ведь нельзя не поверить!
Пластика человеческого тела, говорящего ярче слов, в этом спектакле была не то что на высоте – почти на потолке, и, наверное, главным инструментом в достижении сверхзадачи и исполнении сквозного действия. И это у всех персонажей поровну.

Вадим Куценок сыграл Мишу Бальзаминова как полного дурачка, карикатурного безмозглого болвана, самовлюбленного (но слава Богу – не очень!) и жалкого, то куда-то карабкался наверх, то бился всеми частями тела о косяки дверей, то непрестанно падал на пол, что свалился через забор, то на кровати с подушкой треугольником на голове и покрывалом на плечах изображал Наполеона – и это было верхом кумедности.

Актриса Анастасия Макухова – глупая мать, напоминающая Коробочку из «Мертвых душ», свою вечную женскую одинокую неприкаянную озабоченность о бедном  сыне (отец-то умер давно), кроме тихих слов, проявила  гораздо громче старческими плавными движениями по дому между самоварами, но еще громогласней – своим молчанием, когда все лицо закрыла платком от горя и жалости, и лишь глаза вовсе не плакали,  все расширяясь до ужаса, слыша рассказ об издевательствах над ее сыном… Было бы смешно, когда б не так грустно, как говорится…

Сваха (актриса Анастасия Брошевицкая) вся в цыганских юбках и бусах – так та вообще непрестанно  легко порхала своим недюжинным телом по пространству спектакля,  воздушно скакала по сцене, мельтешила по всем закуткам, и по полу каталась,  ни на секунду ни присев, так стараясь и  людям помочь, и себя не обидеть, и выгоду свою поиметь, и самоуважение не потерять, ну вправду – все для людей! Все для других! И получилось-таки…

Две девчонки-сестры, умирающие от скуки взаперти, в ужасе от топора своих братьев, с горя пускались в пляс, и русская кадриль ну совсем отшибала память о тюрьме народов, так что каким чудом весь зал не пустился в пляс, и я сама – не понимаю… а надо бы!

Богатая вдова – так та вообще почти говорить не умела, только мычала, и ее тяжеловесная пластика и не менее заторможенная мимика «уж больно толстой» купчихи за чаем, которой скучно скучать одной, рассказала все без слов, почему она согласна-таки выйти замуж за нищего дурачка.

И вот кульминация -  застывшая немая сцена, пришел горемычный Мишенька к маменьке, и положил свою окаянную глупую головушку на ее колени, и тихо так сказал: «Они из меня дурачка сделали…» И начал потихоньку рассказывать свою печальную историю, и вот тут застыла его мать с платком на лице, только глаза на всю сцену, на весь экран, страдальчески расширялись до безумного сочувствия своему непутевому сыну…

Всего несколько минут она молчала – но какая это была пауза! Чем больше актер… Но жанр комедии не нарушился.

Ибо потом снова - искрометный фонтан непрерываемой радости жизни, круговорот человеческих страстей в природе   купеческого московского окраинного быта, и снова весело, глупо, ну совсем незамысловато, так как невозможно дурачка обидеть в традициях русской жалости. И все сбылось.

Ах, не даром я повыбирала для себя билеты на все такие вот мастерские – студенты все-таки это не хухры-мухры! 

Показательная история пьесы. Написана в 1861 году, в год отмены крепостного права, но не цензуры. Отзыв Достоевского автора порадовал: «Одно могу отвечать: прелесть. Уголок Москвы, на который Вы взглянули, передан так типично, что будто сам сидел и разговаривал с Белотеловой. Вообще, эта Белотелова, девица, сваха, маменька и, наконец, сам герой, — это до того живо и действительно, до того целая картина, что теперь, кажется, у меня она вовек не потускнеет в уме… из всех Ваших свах Красавина должна занять первое место. Я её видал тысячу раз, я с ней был знаком, она ходила к нам в дом, когда я жил в Москве лет десяти от роду; я её помню».

Но это не спасло: цензура литературно-театрального комитета в том же году поставила гриф: «Не одобряется к представлению».

За чем пойдешь – то и найдешь.  Мечты автора сбываются.  И где теперь та цензура, и где –  Александр Николаевич Островский?