Театр-кафе в здании драмтеатра всегда любила, села с журналистами в первом ряду, так что прожила все действо совсем рядом, в «Доме Бернарды Альбы», в пьесе Федерико Гарсиа Лорки, написанной в 1936 году. Театр - Творча майстерня Володимира Нечипоренка (м. Київ), пьеса шла на красивейшем украинском языке, что завораживало испанским колоритом ближе и роднее, как будто Андалусия – карпатская окраина Украины.

Этот спектакль был мои третьим удивлением за один день: я ожидала какого-то театрального эксперимента, молодежного авангарда, модерновых приколов, легкости и современности, а оказалось все наоборот. Пьеса сыграна до натурализма реалистично, никаких театральных изысков, никакого осовременивания архаичного материала, который из-за его безнадежной устарелости прямо на глазах, в атмосфере гордой сдержанности накала страстей, как в греческой трагедии, неуклонно превращается в МИФ – то есть Закон: так было везде и всегда, и так будет. А мифу не надо стараться быть современным – напротив, как бы совладать с его архетипами, навалившимися на наши современные головы ни с того, ни с сего…

Все героини спектакля разного возраста – либо 80, 60, 50 лет, либо пять дочерей от 40 до 20 лет, и всех их играют молодые киевские актрисы, видно, выпускницы театрального института, и всем им не больше 20-25 лет, как кажется. Это было бы невозможно ни в каком академическом театре - только в творческой мастерской, только со студентами – театралами. И это было так здорово – видеть стариков в исполнении молодых и красивых-страстных и безумно свежих в проявлениях своих старческих чувств.

Хозяйка дома – мать пятерых дочерей, и она и держит их и весь дом в такой строгости, в таких понятиях о девичей чести, в таком затворничестве и страхе перед мужчинами, что так уже просто не бывает на земле. Ее зовут Бернарда, и она уверена в своей правоте и знании жизни, как надо соблюдать порядки. Для нее самые надоевшие трюизмы моральных традиций и правил поведения – это геральдика чести, и она готова за нее сражаться, и она верит, что другие думают так же… И вовсе она не похожа на Кабаниху из «Грозы», как пишут критики, она наивна, как ребенок, она не видит наступающей грозы, она не может поверить, что дочери ее - пусть хотя бы одна – готовы нарушить целомудрие, достоинство, самоуважение, стыд…

60-ти-летнюю Бернарду играла молодая прекрасная девушка – и она мне понравилась больше всех! Больше всех дочерей, якобы замученных тиранией матери, больше проницательных служанок, якобы озабоченных честью семьи. Она играла удивительно напряженно-страстно, но при этом проявляла на каждом шагу железную выдержку, недюжинную сдержанность, ее голос дрожал, слезы звенели на веках, но она не орала, не рыдала, не злобствовала, не истерила… Она готова убить из своего ружья не дочь, которая нарушила запрет, а того мужчину, который обманул обеих ее дочерей, сделав предложение старшей и соблазнив самую младшую. Потрясающая девочка-актриса сыграла пожилую многодетную мать, полную сил и любви, и она стала мне дороже всех в этом спектакле: и как актриса, и как личность, и как персонаж, которого она смогла так облагородить и возвысить. Когда она на сцене – только ее и видно, хотя рядом еще пятеро прекрасных девушек, именно от нее я не могла оторвать взгляд, и это была магия…
Миф, который несла Бернарда в своей роли не только словами, но и гордой тянущейся вверх пластикой своей фигуры в черном с испанской кружевной мантильей – это был миф сохранения традиций, верности установленным правилам как верности себе и в то же время презрения к обывательскому общественному мнению. Не ради того, что скажут соседи, и не из-за сплетен она завела свои порядки в доме, защищая которые могла убить любого чужака, но не своих.

Пять дочерей тоже были замечательны – каждая по-своему, каждая сыграла неповторимый характер, каждая бунтовала по-своему, каждая искала выход и находила свой путь. И еще вселяла страх полусумасшедшая мать Бернарды, которая в бреду громко говорила то, о чем мечтала каждая ее внучка… Просто руки опускались, видя так наглядно:

Я молод, жизнь во мне крепка, 
Чего мне ждать? Тоска, тоска… 

Но настал час и для упоения в бою, когда некоторые дочери бросились в полной отдаче стихии своих чувств, желаний, мечтаний, прямо в омут той самой кондовой сельской испанской реальности 30-х годов, где каждому, преступившему запрет, грозил самосуд толпы.

Настоящими бурными испанками-простолюдинками предстали две служанки, со своей якобы народной проницательностью, от которой ни тепло, ни холодно, что блестяще сыграли еще две молодых актрисы.

Внезапно все закончилось, и моя любимая актриса сказала голосом Бернарды: «Моя дочка померла невинною. Тиша… Тиша… Тиша…» И аплодисменты. И тут я впервые увидела эту девочку-актрису улыбающейся, и она стала совсем-совсем другой, мягкой и беззащитной, стеснительной и неуверенной в себе… Оказывается, за весь спектакль она ни разу не улыбнулась… Так и понятно – высокая античная трагедия прошла передо мной на маленькой сцене театра-кафе, я сидела в первом ряду, я почти жила в доме Бернарды Альбы… И с благодарностью вернулась к себе домой.