Выбрала спектакль «Лондон» исключительно по названию, и не только от любви к замечательному городу, где жизнь по закону, по добрым правилам и по здравому смыслу, и при этом он совсем не холодный и не расчётливый. Негритянка громко пела на автобусной остановке, красные телефонные будки напоминали мне советское безмобильное детство, английский завтрак стоил всего рубль двадцать (в смысле – 1,2 фунта, не надо переводить по курсу!), чистота улиц, высота домов, громкие крики разговоров в пабах, вкусный запах еды на улицах, которой можно доверять. Там, в принципе, можно верить всему – нет привычки и надобности обманывать… Бельгийские вафли со взбитыми сливками и клубникой почти сводили с ума на набережной Темзы, прямо возле огромного чертового колеса, которое поднимает в небо вместе с запахами земли, ну очень земными и вкусными. Так что – никакого отчуждения и одиночества, и никакой я не маленький такой рядом с «небоскрёбы – небоскрёбы»!

Это был спектакль по одноименной пьесе белорусского драматурга Максима Досько в постановке львовского театра «Первая сцена современной драматургии DRAMA.UA.» Режиссер львовского «Лондона» − Павел Арье, в главной роли − актер Ярослав Федорчук.

Я надеялась на нечто интимно-лирическое, романтически-душевное, типа кинофильмов «Лондон, я тебя люблю» или «Париж, я тебя люблю» и их множества географических клонов. Я хотела еще раз побывать в Лондоне! Поэтому и побежала в театр кукол, когда обнаружилось, что в кассах нашего драмтеатра уже нет на этот спектакль билетов – передали по месту премьеры спектакля.

Но увы и ах! Увы – поначалу, ибо не в Лондон я попала, а в канализационную трубу сантехнического доморощенно-философствующего сознания и его жэковской реальности. Ах – это под конец спектакля, во время кульминации. И снова «увы» - в его финале. 

Оказывается, можно полспектакля просто, но очень воодушевленно, ну просто с ЖАРОМ, рассказывать все подробности сантехнического мастерства в ремонте труб, унитазов, канализации, про хомуты и гаечные ключи, про совсем нехитрый уклад жизни сотрудников ЖЭКа, про участки ремонтных работ… И как-то я это все спокойно выдержала, и даже было ощущение легкой драгоценности и ненавязчивой блистательности в этих ну самых простых сантехнических вещах. И не даром.

Случилось-таки чудо – как в спектакле, так и в жизни героя. И конечно же – у меня как зрителя, как филолога, как ребенка… Он, сантехник Гена, оказывается, единственный там не алкоголик (завязал после тюрьмы), он разведен, но любит сына и платит алименты, живет с родителями в сельском доме, на работу ездит трудно каждый день в ближайший город, иногда приходится ему по плечи нырять в дерьмо, но он не унывает и все же НЕ ПЬЕТ!!! Такое-то чудо еще и в свободное время увлекается плетением соломкой – научили хорошие учителя на школьных уроках труда. Вот оно – лишних знаний не бывает! – отозвалось во мне личное открытие столетней давности. Творчество живой души, и пэтэушное образование в помощь! Награда нашла героя: его соломенное творение победило в конкурсе, и Гену пригласили на финал конкурса народных умельцев в Лондон по системе «все включено и оплачено».

И тут началось: мне уже не важен был тот Лондон на большом экране за спиной героя, бешено бегающего по сцене в экстазе от Вестминстера, Биг-бена и Тауэра, я забыла про Лондон. Мне интересен был он - сантехник Гена, с его «охренеть» и «@бануться можно!». Сердце мое замерло от нежности и предчувствия Акакиевской шинели… Ну, вы понимаете, меня не мог не догнать маленький человек великой русской литературы ее золотого века, «и милость к падшим призывал» я не могла не вспомнить. Слезы умиления, щенячьего восторга и страха – не бывает все хорошо! - не отпускали меня почти до финала.

От чего же я плакала? Смешно сказать, от мелочей жизни… 

Оказывается, можно писать в высокой драматургии о таких кажущихся неважных, никому не интересных мелочах – и это будет прошибать, как Шекспир! Например, как он летел в самолете, как сидел в кресле, пристегивал ремень безопасности, как рассказывали о пользовании спасательным жилетом, как читал журнал, лежащий в кармане сидения перед ним, и чем там кормят в подробностях: рис, гуляш, салат, сок и вафли, что он все съел, а вафли забрал с собой – да я тоже так делала всегда! Автор описал, что можно увидеть из иллюминатора: сначала землю внизу, потом туман облаков, потом за облаками – ясное голубое небо и сияющий дракон солнца. Да я сто раз это все видела! А слушала, как завороженная… Но до этого автор рассказал, как Гена просто кричал от недоверия всему миру, что да! такое бывает: он, сантехник из деревушки поехал в Лондон за деньги английской королевы, а потом еще и гран-при получил.

После самолета был такой же скрупулезный рассказ про номер в гостинице, про шведский стол на завтрак, где Гена наелся на дармовщинку на три дня вперед, так как выданные суточные не хотел тратить – и это мне до боли знакомо…

Почему мне даже в голову не приходило, что на таких мелочах можно написать пьесу, и она станет обладателем «Конкурса конкурсов» на «Золотой маске» - 2015, Гран-при на VII Международном конкурсе современной драматургии «Свободный театр», и критики будут писать о ней, что это «драматический монолог о любви к родине в окружении объектов актуального искусства», что «актер является проводником в мир простых человеческих чувств». Мало того, критики убеждены, что «драматург поэтизирует рутину и обыденность, намекая, что настоящая родина − это место повторяемости ежедневных практик». Вот так вот: век живи – век учись.

Счастье Гены взахлеб показало вовсе не Лондон, а его детскую восторженную неуставшую, нерастраченную душу, парящую в небе Лондона и без самолета, и это стало моим катарсисом. Стало страшно – вот сейчас что-то случится, самолет разобьётся, его достанет там русская мафия, он же говорит на чистейшем украинском языке… 

Автор рассказывал о Гене, который, в свою очередь, рассказал все, что он пережил впервые, но я-то это знала уже тысячу раз!

Этот прием отстранения стал основой нарратива моноспектакля по пьесе-монологу, где автор рассказывает о герое в третьем лице: это он, Гена, наш герой, а актер все же играет самого Гену, но как бы со стороны, ведь он просто автор-рассказчик, это не монолог героя. Но выглядит, благодаря стараниям актера и его перевоплощениям все же как монолог… Вот так вот лихо заверчен сюжет с антиномиями автор – герой – рассказчик – образ автора, ну и т.д., и т.п. И это здорово и интересно, не прямолинейно, не так-то все просто, как трубу канализации заклепать, хотя и это, наверное, не просто…

Но случилось еще и другое: я перестала плакать, когда заплакал Гена в самолете домой. Он рыдал стыдно и громко, но ничего не мог поделать с собой: под крылом самолета открылась белорусская его родина, Минск и его домики, и он чувствовал такую невыносимую любовь. Я только сегодня вспомнила: первый мой выезд за границу закончился слезами еще раньше, прямо там, еще до обратного поезда. Это были необъяснимые, нутряные слезы тоски, любви и ностальгии по маленькому любимому зленому пушистому котенку – моему Херсону, тогда еще лучшему городу в СССР, что знали все, даже ленинградцы.

Он вернулся в Беларусь свою, без него прорвало две трубы – но он починит. Он наведет порядок, без него другие алкаши-сантехники на это были не способны – его ждали. Но в финале звучащая песня «Приезжайте в Беларусь», такая туристическо-зазывная и утилитарная, как-то снова привела меня к первому разочарованию: увы… Не обязательно должно что-то случится с маленьким человеком, чтобы продлился катарсис, но и не стоит так дешево продавать патриотизм… Наверное, дело тут уже не в пьесе – а в режиссерском решении, наверное, оно не мое, и не для меня.

Но Гена тут ни при чем! Я тебя не забуду…